|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
ОКРУЖНОЕ ПОСЛАНИЕ СОБОРА ДРЕВЛЕПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ КО ВСЕМ ДРЕВЛЕПРАВОСЛАВНЫМ ХРИСТИАНАМ
Град Москва, 4 (17) мая 2009 года Неделя о самаряныне, пятая по Пасхе
О ЦЕРКОВНОМ РАСКОЛЕ XVII ВЕКА
«Ведь если и совсем немногие останутся в православии и благочестии, то и тогда именно эти суть Церковь, и сила и власть церковных постановлений пребудет у них, хотя бы им предстала необходимость претерпеть и гонения за веру, кои послужат им только в вечную славу и спасение души» (Св. Никифор Константинопольский).
С самого начала своего существования Церковь Христова заботилась о неукоснительном охранении православного вероучения от любого повреждения, также непременной ее заботой всегда являлось ревностное, со всею необходимой строгостью соблюдение и охранение прочих церковных преданий: символов, правил, чинов, обычаев и уставов полученных от прежде бывших св. апостолов и св. отцов. Основанием этому являлся и является завет св. апостола Павла: «Хвалю вас, братия, что вы все мое помните и держите предания так, как я передал вам» (1Кор.11:2); «Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим» (2Фесс.2:15). Дабы в Церкви по слову святого Апостола все было «благопристойно и чинно» (1Кор.14:40) церковные пастыри и учителя заботились также о тщательном сохранении богослужебных текстов[1] и при необходимости поправляли их, если в таковые по немощи человеческой или происку диаволю вкрадывались некоторые искажения против богослужебных текстов Церкви древней. Руководствуясь указанным обычаем и обязанностью, собор Русской Церкви 1551 года именуемый Стоглавым постановил: «Да протопопом же и старейшим священником и избранным священником со всеми священники к коемждо граде во всех святых церквах дозирати… священных книг святых евангелей и апостол и прочих святых книг, ихже соборная церкви приемлет…. А которые будут святыя книги евангелие и апостолы и псалтыри и прочая книги, в коейждо церкви обрящете, неправлены и описливы, и вы бы те все святыя книги с добрых переводов справливали соборне, занеже священныя правила о том запрещают и не повелевают неправленых книг в церковь вносити, ниже по них пети» (27 гл. «О святых иконах и о исправлении книжном»); «Также которые писцы по городом книги пишут, и вы бы им велели писати с добрых переводов. Да написав правили, потом же бы и продавали, а не правив бы книг не продавали. А которой писец написав книгу продаст не исправив, и вы бы тем возбраняли с великим запрещением. А кто у него неисправлену книгу купит и вы бы тем потому же возбраняли с великим запрещением, чтобы впредь тако не творили. А впред таковии обличени будут продавец и купец, и вы бы у них те книги имали даром безо всякого зазору, да, исправив, отдавали в церкви, которые будут книгами скудны, и вы бы о всех о тех предиреченных церковных чинех и о честных иконах и о святых книгах и о всем о том потщалися совершити и исправили, елика ваша сила. И за то от Господа Бога великую мзду восприимете, и от благочестивого царя хвалу и честь, и от нашего смирения соборное благословение, а ото всего народа благодарение и хваление за ваши священническия труды и подвиги» (28 гл. «О книжных писцех»). Согласно указанным соборным постановлениям Русская Церковь действовала до дней патриарха Никона: соборно рассматривая и при необходимости исправляя церковные чины и богослужебные книги, приводя их в соответствие с чинами и книгами Церкви древней. Пока книги в Русской Церкви были в основном рукописные, и каждая из таковых имела отношение, как правило, лишь к той местности, где была написана, то и обязанность рассмотрения, сверки и исправления таковых лежала на соборе местного духовенства. Но с развитием книгопечатания в XVII веке книги стали издаваться большими тиражами и распространяться по всей Церкви, от чего важность соборного рассмотрения каждой из издаваемых книг приобрела еще большее значение. Ставший в 1652 году всероссийским патриархом Новгородский митрополит Никон (Минин), имея характер властный и самовольный, стал заниматься «книжной справой» без всякого совета и соборного рассмотрения, что было делом и опасным, и вредным, и возбраненным церковными правилами, по которым патриарх не имеет права единолично, без совета с прочими архиереями, но лишь по личному рассуждению решать церковные вопросы, касающиеся жизни всей Церкви: «Епископам всякого народа подобает знать первого в них, и признавать его как главу, и ничего превышающего их власть не творить без его рассуждения: творить же каждому только то, что касается до его епархии, и до мест к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех. Ибо так будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец, Сын и Святой Дух» (34 пр. св. Апостол). А коль скоро печатные богослужебные и вероучительные книги, как уже было сказано, распространялись по всей Церкви, и следовательно касались всех, то и смысловые изменения в них, прибавления или убавления, всенепременно должны были обсуждаться соборно, а тем более, если изменения эти касались не только самих богослужебных текстов, но и содержавшихся в книгах поучений о предметах веры, церковных уставах и преданиях. Тем не менее, патриарх Никон сразу же по занятии им патриаршей кафедры показал себя противником всякого духовного совета и соборного рассуждения, начав по собственному произволу вносить в церковные книги изменения, касающиеся не только орфографии, но и древнейших церковных преданий и уставов: «Самое печатание книг производится в это время в духе новых воззрений. Особенно важны были те отличия которыя были допущены при издании Псалтири, печатавшейся с 9 октября 1652 по 11 февраля 1653 г.; в ней, между прочим, были опущены две статьи — о двуперстии и о поклонах. Статьи эти занимали видное место в иосифовских Псалтирях. Поэтому уничтожение их вызвало недовольство и прежде всего среди самих справщиков. Старцы Иосиф Наседка и Савватий сразу же оставили должность справщиков»[2]. Тогда же руководителем книжной справы патриарх Никон поставил греческого монаха Арсения, человека образованного для своего времени, знающего языки, но весьма зазорного поведения и сомнительных религиозных воззрений: «Он был воспитанник греческой иезуитской коллегии в Риме, имевшей специальною целию воспитывать греков униатов, каким, вероятно, сделался и Арсений. Он, хотя бы временно и невольно, но все-таки принимал мусульманство. Как униат, он жил некоторое время при дворе польского короля Владислава. Про него иерусалимский патриарх Паисий писал государю, что Арсений «прежде был инок и священник и, шед, бысть бусурман, и потом бежал к ляхам и, бысть у них, учинился униатом, и имеет на себе великое злое безделие, и распросите его добре и будете обрести вся». Этот донос патриарха на Арсения грека вполне подтвердился собственным сознанием самого Арсения, почему он и сослан был в оковах в Соловецкий монастырь»[3]. Неудивительно, что как сама книжная справа, начатая и осуществлявшаяся патриархом Никоном без соборного рассуждения, так и выбранный им для этого справщик – греческий монах Арсений, справедливо подозреваемый в содержании еретических воззрений, вызвали сильное смущение среди духовенства и мирян Русской Церкви. Тем не менее, патриарх Никон совершенно пренебрегая совестью и мнением русских христиан и церковными постановлениями, не только не поспешил исправить ситуацию, созданную им с книжной справой, но в своем своеволии пошел еще дальше - занявшись активной церковно-реформаторской деятельностью. Первым шагом патриарха Никона в этом направлении стал изданный им перед наступлением Великого поста 1653 года и разосланный по Московским храмам указ («Память»), в котором патриарх требовал, чтобы число земных поклонов при чтении молитвы св. Ефрема Сирина было сокращено, с заменою их поясными, и чтобы крестное знамение с того момента совершалось не двоеперстием, как оно совершалось на Руси с момента ее крещения, а троеперстием, каковое во время патриарха Никона содержали восточные Церкви: «по преданию св. апостол и св. отец неподобает в церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклон, еще и тремя бы персты есте крестились». Если устав о 12 земных поклонах в великопостной молитве св. Ефрема Сирина не имел прямого соборного утверждения, и Церковь, унаследовав его от благочестивых отцов, содержала в простоте сердца, то о перстосложении для крестного знамения было прямое и вполне определенное соборное постановление собора Русской Церкви 1551 года (Стоглава): «Ащели кто двема персты не благословляет, якоже и Христос, или не воображает крестного знамения, да будет проклят, святии отцы рекоша» (31 глава). А поскольку Стоглавый собор утвердил двоеперстие не как нововведение, но своим постановлением лишь подтвердил святость и древность этого предания, то дерзость патриарха Никона заключалась не только в том, что он свое личное мнение противопоставил решению целого церковного собора, но и в том, что он, таким образом, попытался отменить, ниспровергнуть одно из древнейших церковных преданий. И этот беззаконный поступок патриарха Никона попадает под определение VII Вселенского собора гласящего: «Мы неприкосновенно сохраняем все церковные предания, утвержденные письменно или неписьменно.… Итак, мы определяем, чтобы осмеливающиеся думать или учить иначе, или по примеру непотребных еретиков презирать церковные предания и выдумывать какие-либо нововведения, или же отвергать что-либо из того, что посвящено Церкви, будет ли то Евангелие, или изображение креста, или иконная живопись, или святые останки мученика, а равно и дерзающие с хитростью и коварно выдумывать что-либо для того, чтобы ниспровергнуть хоть какое-либо из находящихся в кафолической Церкви законных преданий, и наконец дерзающие давать обыденное употребление священным сосудам и досточтимым обителям, - определяем, чтобы таковые, если это будут епископы или клирики, были низлагаемы, если же будут иноки или миряне, были бы отлучаемы»[4]. Таким образом, именно своевольный, противоцерковный указ («Память») патриарха Никона, безосновательно отменяющий без сомнения древнее и без сомнения православное предание Святой Церкви, лег в основу конфликта, который в дальнейшем перерос в ужасающий по масштабам и последствиям церковный раскол. И поскольку свой противоцерковный поступок патриарх Никон совершил намеренно, сознательно и публично (ex cathedra), то согласно 15 правилу Двукратного собора это дало право и даже наложило обязанность на всех православных христиан разорвать каноническое общение с патриархом Никоном, как с разрушителем церковного предания и противником VII Вселенского собора: «отделяющиеся от общения с предстоятелем, ради некия ереси, осужденныя святыми соборами или отцами, когда, то есть, он проповедует ересь всенародно, и учит оной открыто в церкви, таковые аще и оградят себя от общения с глаголемым епископом, прежде соборнаго разсмотрения, не токмо не подлежат положенной правилами епитимии, но и достойны чести, подобающей православным. Ибо они осудили не епископов, а лжеепископов и лжеучителей, и не расколом пресекли единство церкви, но потщились охранити церковь от расколов и разделений». Для лучшего раскрытия вопроса приведем толкование на это правило блаженного патриарха Феодора Вальсамона: «Хорошо сказало правило, что заслуживают похвалы те, которые и прежде осуждения отделяются от учащих еретическим догматам и явно еретичествующих. Ибо если ересь проводится первенствующим тайно и сдержанно, так что он еще колеблется, то никто не должен отделяться от него до осуждения; ибо возможно, что до окончательного решения он восприсоединится к православию и отстанет от ереси. Заметь это, как могущее пригодиться против тех, которые говорят, что мы неправильно отделились от престола древнего Рима прежде чем принадлежащие к нему были осуждены, как зломысленные. Итак настоящее правило не наказывает отделяющихся по догматической вине; а 31-е апостольское правило оставляет без наказания и тех, которые обличают своих епископов за явную неправду и отделяются от них». Антицерковный указ патриарха Никона вызвал открытый протест не только среди простого церковного народа, но и среди авторитетнейших священнослужителей Русской Церкви, они обратились к царю с просьбой собрать церковный собор и соборно рассмотреть реформаторскую деятельность патриарха и осуществлявшуюся им книжную справу: «молим тя, о христолюбивый царю, изволи собору быть, и от писания свидетельству положену быти,—собору же истинному, а не соньмище иудейско: не единым бо архиереом подобает собратися, но и священным архимандритом, и священно-игуменом, и протопопом, и священно-иноком, иереом и диаконом, ведущим до конца божественное писание, такожде и в мире живущим и житие добродетельное проходящим всякого чина людям»[5]. Весной 1654 года такой собор был созван, он проходил в царских палатах под председательством самого царя и патриарха. На соборе присутствовали пять митрополитов: новгородский Макарий, казанский Корнилий, ростовский Иона, крутицкий Сильвестр, сербский Михаил; четыре архиепископа: вологодский Маркелл, суздальский Софроний, рязанский Мисаил, псковский Макарий; один епископ: коломенский Павел, одиннадцать архимандритов и игуменов, тринадцать протоиереев и царский синклит. На этом соборе патриарх Никон, произвольно толкуя деяния Константинопольского собора 1593 года о правах и обязанностях русского патриарха, доказывал, что Русская Церковь должна быть во всем — и в догматах, и в уставе — согласна с Церковью Греческою. Но, несмотря на все ухищрения Никона, собор, тем не менее, вынес вполне взвешенное и осторожное постановление в духе Стоглавого собора: «достойно и праведно исправити словенские печатные книги противу старых харатейных российских и греческих книг», каких-либо окончательных суждений о тех или иных уставах и обычаях содержавшихся Русской Церковью собор не сделал. Тем не менее, справщики патриарха Никона, вопреки решению собора 1654 года, стали сверять русские церковные книги не по древним славянским и греческим книгам, а по современным им новогреческим изданиям венецианской печати. При этом если где и привлекались книги действительно древние, то делалось это без всякой системы и исследования, что в конечном итоге привело к тому, что даже уже и переправленные книги разных выходов сильно разнились между собой, что давало все основания признать деятельность патриарха Никона в отношении правки книг вредной для Церкви: «Личному усмотрению и разумению книжных справщиков, хотя и по неизбежной необходимости, так как в справе не было настоящего авторитетного главы и руководителя, давалось слишком много места, а это неизбежно вело к соблазнительной неустойчивости самой книжной справы. При таких, порядках, очевидно, чем более проходило времени, тем большее количество появлялось изданий одной и той же книги, несогласных между собою, и самое количество этих несогласий с течением времени все более увеличивалось. Это замечали все, все этим обстоятельством очень смущались и соблазнялись, тем более, что на него постоянно и неустанно указывали противники книжных никоновских исправлений, как на очевидное для всех доказательство, что русские церковные книги в действительности не исправляются, а только портятся. В интересах церкви и самого дела, так или иначе, нужно было прекратить соблазн»[6]. Однако соблазн не только не был прекращен, но и многократно усилился по причине того, что патриарх Никон обрушил на противников своей беспорядочной и ничем неоправданной реформы немилосердный гнев, подвергая их жестоким преследованиям и казням. На пути к намеченной цели для патриарха Никона не существовало никаких духовных и нравственных ограничений. Он не слушал ни Христова Евангелия, которое призывает любить даже врагов, ни канонических правил, которые категорически запрещают священнослужителю применять физическую силу по отношению к несогласным с его мнением и действиями. Одной из первых жертв патриарха Никона стал Коломенский епископ Павел, который открыто выступил с критикой церковной реформы, за что в 1654 году по приказу Никона был подвергнут тяжким телесным истязаниям и сослан на заточение в Хутынский монастырь. Позднее даже сторонники реформ патриарха Никона на соборе 1667 года поставили ему в вину жестокую расправу над епископом Павлом: «Архиерея сам един низверже Никон кроме сякого поместного собора, на нем же должен бяше явити его прегрешения.… по низложении Павла епископа Коломенского, его-же из мантии обнажи жестоце, и на лютая биения и наказания предаде… тем же прилучися тому архиереови изумитися и погибнути бедному кроме вести, от зверей ли снеден или в воду впад утопе, или иным коим обычаем погибе» (Соборная грамота о низложении и извержения патриарха Никона)[7]. Впоследствии число жертв безжалостного патриарха Никона увеличилось многократно. О его человеконенавистническом нраве ясно свидетельствует и сделанное им в 1656 году распоряжение о том, чтобы преступников, осужденных на смерть, священники не только не удостаивали св. причастия, но и не допускали к исповеди: «Никон монах, егда бе на Патриаршеском престоле, пришед он к великому Государю Царю, и великому Князю Алексию Михайловичю, всея великия и малыя России самодержцу, и рече пред великим Государем, и пред всем синклитом, заповедая в слух всем, и научая сице: отнюд да не попустится от ныне впредь священником, не токмо причащати разбойников и татей пречистых тайн, но ниже исповедывати их и в последний час казни их»[8]. Таким бессердечием патриарха Никона были возмущены и сторонники его реформ, впоследствии они соборно за это обвинили его в навацианской и евстафианской ереси: «К сим же и мы глаголем, яко сия вся суть еретическая и пребеззаконна, и вне Церкви Христовы. Елико убо во исповеди являет Никон и последующии ему наватиане и евстафиане, иже не приимаху кающихся отнюдь, мудрствующе и глаголюще противно Богопроповедником Апостолом и Богоносным Отцем»[9]. Они же привели и другие примеры чудовищных по своей жестокости действий патриарха Никона по отношению к своим противникам: «Жительствуя в монастыре Воскресенском, многия люди, иноки и бельцы, не духовною кротостию за преступления наказываше, но градскими казньми мучаше: овых кнуты, а овых же палицами без милости бити и иныя же на пытце жещи повелевая, даже многим человеком от тех мучительством живота лишитися» (Соборная грамота о низложении и извержения патриарха Никона)[10]. Своим свирепым и немилосердным нравом патриарх Никон всецело уподобился таким древним ересиархам, как Несторий и Диоскор, которые с такой же лютостью преследовали всех несогласных с их образом мыслей. «Несторий, тревожимый и страхом и гневом, подвергает, кого может, допросам судей, изгоняет из храмов и из домов тех духовных лиц, которые имеют правильный образ мыслей, мучит их голодом, узами, телесными побоями»[11]; «монахов, которые с большой пред другими твердостью сопротивлялись образу его мыслей, заключал под стражу и подвергал мукам: и со всеми другими он поступал с крайней жестокостью»[12]. Диоскор же, когда Константинопольский патриарх Флавиан обратился с воззванием к Римскому престолу, «из епископа превратился в палача, и так измучил его (Патриарха Флавиана) побоями и ударами своих пят, что тот, спустя три дня, скончался в заключении»[13]. Подобно этим еретикам ополчился против христиан и патриарх Никон, а вслед за ним и многие сторонники его реформ, как из мирского, так и из духовного чина. Однако никакие пытки и казни не смогли погасить народного возмущения. Христиане с радостью шли на муки, мужеством своим посрамляя вероломного патриарха и приобретая себе, чрез страдания за правду венцы нетления, по слову пророка: «Яко искусил ны еси Боже, разжже ны, якоже разжизается сребро. Ввел ны еси в сеть. Положи скорби на хребте нашем. Возведе человеки на главы наша. Проидохом сквозе огнь и воду, и изведе нас в покой» (Пс.65:10-12). Столкнувшись с сильнейшим сопротивлением своей реформаторской деятельности патриарх Никон попытался заручиться поддержкой Константинопольского патриарха. Вскоре после собора 1654 года он составил и отправил к Константинопольскому патриарху Паисию грамоту с 28 вопросами относительно церковных чинов, погрешностей в церковных книгах, а также правил христианской жизни. В декабре 1654 года Константинопольский патриарх Паисий созвал собор, на котором были составлены ответы на вопросы патриарха Никона. Ответную грамоту, кроме патриарха Паисия, подписали 24 греческих митрополита, 1 архиепископ, 3 епископа и несколько других лиц, занимавших главные церковные должности при Константинопольском патриархе. Константинопольский собор в целом не одобрил реформаторские стремления патриарха Никона и увещевал его не производить церковных раздоров, через реформирование Русской Церкви по образцу современной патриарху Никону греческой Церкви: «Ты жалуешься сильно на несогласие в кое-каких порядках, существующее в Поместных Церквах, и думаешь, не вредят ли эти различные порядки нашей вере. (В ответ) на это мы хвалим мысль; поелику кто боится впасть в малые погрешности, тот предохраняет себя от великих; но исправляем опасение: поелику, что касается еретиков, то мы действительно имеем повеление от апостола избегать их после первого и второго вразумления, как развращенных (Тит. 3, 11), равно как и раскольников, которые хотя и оказываются согласными с православными в главнейших догматах, но имеют кое-какие и свои особенные, чуждые общепринятым в Церкви. Но если случится, что и какая-нибудь Церковь будет отличаться от другой какими-либо порядками, неважными и несущественными для веры, или такими, которые касаются не главных членов веры, а незначительных, каково например время совершения Литургии, или (вопрос о том): какими перстами должен благословлять священник и под.; то это не должно производить никакого разделения, если только сохраняется неизменно одна и та же вера»[14]. Вопреки суждению Константинопольского собора патриарх Никон не остановил задуманной им церковной реформы, но в 1656 году собирает новый собор, на котором со ссылкой на авторитет участвовавших в соборе представителей Восточных Церквей: патриарха Антиохийского Макария и патриарха Сербского Гавриила, и при их поддержке облекает свое антицерковное мнение в форму соборного постановления. Но еще и до созыва собора патриарх Никон спровоцировал восточных иерархов предать публичному проклятию всех, кто крестится двоеперстно, втянув, таким образом, в конфликт и другие поместные Церкви. В Великий пост 1656 года, в неделю торжества православия, во время торжественной службы совершавшейся в Успенском соборе Московского кремля, в присутствии царя Алексея Михайловича, синклита и громадного стечения народа два приехавших в Москву с востока патриарха: Антиохийский Макарий и Сербский Гавриил, а также греческий Никейский митрополит Григорий публично произнесли проклятие на всех, кто крестится двоеперстно: «сими тремя первыми великими персты всякому православному христианину подобает изображати на лице своем крестное изображение; а иже кто по феодоритову писанию и ложному преданию творит, той проклят есть»[15]. Проклятие на двоеперстие восточные иерархи скрепили и собственноручной подписью, указав в специально составленной грамоте, что они «предание прияхом от начала веры от св. апостол, и св. отец, и св. седми соборов, творити знамение честного креста тремя первыми персты десные руки, а кто от христиан православных не творит крест тако, по преданию восточныя церкве, еже держа с начала веры даже до днесь, есть еретик и подражатель арменом. И сего ради имамы его отлученна от Отца и Сына и св. Духа и проклята: извещение истины подписах своею рукою»[16]. Кроме Антиохийского патриарха Макария, Сербского патриарха Гавриила, Никейского митрополита Григория эту грамоту подписал также молдавский митрополит Гедеон. Таким образом, «без всяких предварительных изысканий, без всякого уважения к исторической правде, восточные иерархи-милостынесобиратели, совершенно голословно и бездоказательно, вопреки истинному духу и пониманию церковию учения Христа, первые провозгласили у нас изначальное русское двоеперстие в крестном знамении армянским еретическим перстосложением, и первые произнесли анафему на всех держащихся двоеперстия. И это делали они смело, решительно, с авторитетом, не допускающим никаких сомнений и возражений, как будто провозглашенное ими о двоеперстии было действительно святою, непререкаемою, для всех очевидною истиною. Их, высших архипастырей, нисколько не смущала и не тревожила мысль, что поступая так легкомысленно, так грубо — резко оскорбляя своих милостивцев русских, они вносят в русскую, дотоле единую православную церковную среду, раздоры, разделения и прямо — церковный раскол»[17]. Но для осуществления своей цели патриарх Никон не только заручился поддержкой восточных иерархов. Он пошел и на откровенный обман, заявив на соборе 1656 года, что двоеперстное крестное знамение никогда не было официально утверждено Церковью, но учение о нем лишь по невежеству вкралось в книги московской печати: «Зазираху иногда нашему смирению, мне, Никону Патриарху, приходящии к нам в царствующий град Москву, потреб своих ради, Святыя Восточныя Церкве Святейшии Вселенстии Патриарси: Константиня града Афанасий, и паки святаго града Иерусалима, и святаго града Назарета, митрополит Гавриил, и прочии; и поношаху ми много в неисправлении Божественнаго песнопения, и прочих церковных винах. От них же едина есть и сия, яко треми персты, последними, двема малыми с великим палцем соединя, да двема прочими великосредними изобразующе творим на лице нашем знамение креста, от Феодоритова писания неведением внесшееся в печатныя книги, в великия Псалтири со возследованием, и малыя, и прочия рукописныя. А не повелением коего Царя или Патриарха, ниже Собором когда сошедшихся архиерей»[18]. Тем не менее, если о древнейших положительных свидетельствах Церкви относительно двоеперстия патриарх Никон мог и не знать, то уж о постановлении собора 1551 года, подтвердившего древность и исключительную значимость двоеперстия, он не знать просто не мог. Знал патриарх Никон естественно и о том, что печатные книги, издававшиеся до него в Российском государстве, в которых содержалось учение о двоеперстии, печатались с ведения и по повелению всероссийских патриархов и благочестивых государей. Под давлением патриарха Никона и отталкиваясь от его рассуждений, собор 1556 года не только отменил и запретил древнейшее перстосложение, заменив его сравнительно новым троеперстным перстосложением, но и проклял сам обычай двоеперстного крестного знамения, как якобы содержащий в себе арианскую и несторианскую ересь, а также проклял и всех тех, кто осеняет себя двоеперстным крестным знамением: «Святая Восточная Церковь содержит, еже трема первыма великима персты всякому христианину изображати на себе крест, а еже Феодоритово и Максимово обретаемое в книзе Псалтире со возследованием московския печати, и во иных рукописанных писанно, еже два малыя последния соединити с великим пальцем, ими же неравенство Святыя Троицы показуется, и есть арианство. И еже к тому два великосредния простерты имети, и посему два Сына и два состава о единем Христе Бозе исповедовати, яко Несторию, о нем же зде напреди доволне рекохом, за кую вину неприятне есть Церкви: сия всячсески отринути повелехом изрекше правило о сем сице: аще кто отселе ведый не повинится творити крестное изображение на лице своем яко же древле Святая Восточная Церковь прияла есть, и якоже ныне четыре Вселенстии Патриарси со всеми сущими под ними христианы повсюду Вселенныя обретающимися имеют; и якоже зде прежде православныи содержаша до печатания слова Феодоритова во Псалтирях со возследованием московския печати, еже трема первыма великима персты десныя руки изображати во образ Святыя и единосущныя и неразделныя и равнопокланяемыя Троицы, но имать творити сие неприятное Церкви, еже соединя два малыя персты с великим пальцем, в них же неравенство Святыя Троицы извещается, и два великосредния простерта суща, в них же заключати два Сына, и два состава по несториеве ереси, якоже прежде рекохом, или инако изображати крест: сего имамы последующу святых Отец седми Вселенских Соборов и прочих поместных правилом, и Святыя Восточныя Церкве четырем Вселенским Патриархом, всячески отлучена от Церкве вкупе и с писанием Феодоритовым, якоже и на Пятом прокляша его ложная списания на Кирилла архиепископа Александрийскаго, и на правую веру, сущая по несториеве ереси, проклинаем и мы»[19]. Деяния этого собора подписали три митрополита: Макарий, митрополит Великого Новгорода и Великих Лук; Корнилий, Казанский и Свияжский; Иона, Ростовский и Ярославский. Четыре архиепископа: Маркел, Волотоцкий и Великопермский; Лаврентий, Тверской и Кашинский; Иосиф, Астраханский и Терский; Макарий, Псковский и Изборский и епископ Александр, Коломенский и Каширский. А также 22 архимандрита и 9 игуменов. Безусловно, что и все перечисленные участники собора знали о том, что двоеперстие издревле содержится Церковью и утверждено собором 1551 года, однако страх перед скорым на расправу и безжалостным патриархом Никоном взял верх над совестью и, боясь разделить участь несчастного страдальца епископа Павла Коломенского, все архиереи Русской Церкви и видные ее священники отреклись и прокляли то, в чем родились и что сами содержали до этого злосчастного собора. Естественно, что христианская совесть русского православного народа не могла согласиться с проклятиями и хулами на благочестивое церковное предание, и на всех кто, следуя сонму древних святых, осеняет себя крестным знамением двоеперстно – раскол в Русской Церкви стал неизбежным и вина за сей раскол лежит на патриархе Никоне и соборе 1656 года. Тысячи христиан и десятки священнослужителей, преданных вере своих благочестивых предков, поспешили оградить себя от общения с церковными реформаторами. Они разорвали общение уже не с одним лишь патриархом Никоном, но и со всеми подписавшими нечестивую клятву, как с противниками постановлений VII Вселенского собора и собора Русской Церкви 1551 года, на основании вышеуказанного 15 правила Двукратного собора, а также 31 правила святых апостол: «Если который пресвитер презрев собственного епископа, отдельно собрания творить будет, и алтарь иной водрузит, не обличив судом епископа ни в чем противном благочестию и правде: да будет извержен, как любоначальный. Ибо есть похититель власти. Так же извержены да будут и прочие из клира, к нему приложившиеся. Миряне же да будут отлучены от общения церковного. И сие да будет по первом, и втором, и третьем увещании от епископа» - из толкования Святейшего патриарха Феодора Вальсамона на данное правило: «В каждом городе клирики и миряне должны подчиняться местному епископу, с ним собираться и участвовать в церковных молитвах, если не обличат его судом как нечестивого, или несправедливого. Ибо тогда, если и отделятся от него, не будут осуждены», и 3 правила III Вселенского собора: «Если же некоторым из принадлежащих к клиру в каждом граде, или селе, Несторием и его сообщниками, возбранено священство за православное мудрствование: таковым мы дали право восприяти свою степень. Вообще повелеваем, чтобы единомудрствующие с православным и вселенским собором члены клира, отнюдь никаким образом, не были подчинены отступившим, или отступающим от православия епископам»[20]. По всему Российскому государству христиане, несогласные с реформаторской деятельность патриарха Никона и собора 1556 года стали подвергаться преследованиям. В Русской Церкви начались раздоры и смуты, усугубившееся еще и тем, что патриарх Никон, вступив в конфликт с царем Алексеем Михайловичем, 10 июля 1658 года самовольно оставил патриарший престол и удалился в находящийся в его личной собственности Воскресенский Новоиерусалимский монастырь. Для преодоления церковной смуты повелением царя Алексея Михайловича в 1666 году в Москве был собран собор. В деяниях приняли участие все русские архиереи. В соборе участвовали четыре митрополита: Питирим Новгородский и Великолуцкий; Лаврентий, Казанский и Свияжский; Иона, Ростовский и Ярославский; Павел, Сарский и Подонский. Пять архиепископов: Симон, Вологодский и Белоезерский; Филарет, Смоленский и Дорогобужский; Илларион, Рязанский и Муромский; Иоасаф, Тверской и Кашинский; Арсений, Псковский и Изборский и епископ Александр Вятский и Великопермский. В первом заседании собора участвовал также и Сербский митрополит Феодосий. Собор произвел персональный суд над некоторыми защитниками Древлеправославия, а за тем со ссылкой на то, что церковная реформа и книжная справа патриарха Никона соответствуют воле восточных Церквей и, якобы, их древней практике, а также осуществлены с совета и благословения восточных иерархов, собор 1666 года объявил все произведенные изменения в богослужебных книгах и церковных чинах православными и во всем согласными с древними греческими и славянскими книгами. То, что это было не так, что в основу реформ были положены не древние, а современные реформаторам книги венецианской печати мы показали в своем месте. Наряду с новопечатными книгами, содержавшими в себе множество изменений в текстах молитв и церковных уставах против книг старопечатных (изменению подвергся даже текст Символа веры), собор 1666 года утвердил и такие нововведения в церковной практике, как: 1. Замена двоеперстного перстосложения для крестного знамения троеперстным, причем собор утверждал, что именно троеперстно «отцы и деды и прадеды издревле друг от друга приемлюще тако знаменовахуся»[21], однако в подтверждение своего постановления участники собора привели не святоотеческие свидетельства из древних греческих и славянских книг, но сослались на сомнительный авторитет неких неизвестных поселян: «и ныне видим мужей поселян неизменно издревняго обычая, тако знаменающихся треми первыми персты»[22]. При этом не было даже и упомянуто о том, что собор 1551 года утвердил в Русской Церкви двоеперстное перстосложение, как единственно правильное и с дней апостольских существующее. Таким образом, собор 1666 г. также как и собор 1656 г. вступил в противоречие с собором 1551 года; 2. Также утвержденное собором 1551 года двоеперстное перстосложение для священнического благословения было заменено так называемым имянословным перстосложением. Имянословное перстосложение по учению собора 1666 года особым сложением перстов изображало имя Спасителя – Исус Христос. При этом в оправдание этого нововведения было сказано, что «сим именем Господа Иисуса Христа повелеваем вам знаменати народ верных, по реченному ко Аврааму о Христе: и в семени твоем благословятся вси языцы»[23]. То есть по разуму участников собора 1666 года священническое благословение должно было непременно заключать в себе инициалы имени Спасителя. Однако коль скоро сами же они признают, что во Христе благословятся все народы, то совершенно безосновательным становится перстосложение, изображающее инициалы имени Спасителя на греческом языке. Ибо если на славянском языке инициалы имени Спасителя пишутся также, как и на греческом, то, например на еврейском или арабском языках имя Его пишется совершенно иначе и не может быть изображено никаким перстосложением, что само по себе уже свидетельствует, что обычай имянословного перстосложения для благословения не мог появиться в Церкви древней, которая в начале своем состояла большей частью из христиан-евреев. Но и впоследствии такой обычай не мог быть всеобщим и употребляемым у всех народов по причине большой разности в письменности и даже в самом произношении имени Спасителя. Двоеперстное же перстосложение, содержащее в себе символическое учение о Христе Спасителе, безусловно, может выражать веру во Христа у любого народа. И таким благословением действительно могут беспрепятственно благословиться все народы; 3. Бессмысленная замена изображения осьмиконечного креста на просфорах четвероконечным; 4. Изменение формы молитвы Исусовой – вместо «Господи Исусе Христе Сыне Божии, помилуй нас» собор предписал произносить: «Господи Иисусе Христе Боже наш помилуй нас», - считая такую форму молитвы предпочтительней, ибо лишь такая форма молитвы по разуму собора 1666 года являлась «на еретики арианы меч секущии»[24]. Безусловно, что это изменение в Исусовой молитве вызвало большое смущение у христиан. При этом заявленной собором 1666 года цели это постановление не достигло по причине отсутствия в Российском государстве ариан как таковых; 5. В богослужении сугубая аллилуйя (славословие: аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе, Боже) была заменена трегубой (аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя слава Тебе, Боже). Это постановление собора 1666 года также было противопоставлено постановлению собора 1551 года, который утвердил двоение аллилуйи, как обычай древний, общецерковный и заключающий в себе правильную богословскую мысль: «Отныне всем православным хрестьяном говорити двоегубое аллилуйе, а в третие "Слава тебе, боже". Якоже святая соборная и апостольская церкви имея и предаде, а не трегубити аллилуйи, якоже преже сего во Пскове говорили и по многим местом, а в четвертое приговаривали "Слава тебе, боже". Сия несть православных предание, но латынская ересь: не славят бо Троицу, но четверят, и святаго Духа глаголют от Отца и Сына исходяща, и тем раболепна святаго Духа творят. И того ради не подобает святыя аллилуйи трегубити, но дважды глаголати аллилуйя, а втретии "Слава тебе, Боже", понеже бо по-еврейски аллилуйя, а по нашему, по-русски, "Слава тебе, Боже"» (42 глава). В связи с этим ценно свидетельство ученейшего и святого мужа преподобного Максима Грека, который в «Слове к смеющим трищи глаголати аллилуиа чрез предания церковного, а четвертое слава тебе, Боже» пишет: «Много существует разных церковных преданий: одно из них есть древнее предание--это дважды говорить аллилуиа и потом припевать слава тебе, Боже; и такому церковному обычаю первый научен был самими безплотными ангельскими силами блаженный Игнатий Богоносный, когда они явились ему, конечно, по Божию строению, воспевая божественные псалмы, на лики разделенные. Как же ныне смеют некоторые переиначивать это ангелами преданное староцерковное предание, трижды говоря аллилуиа и четвертое слава тебе, Боже! Что вы ответите на это? Скажете, что Божия Церковь в ветхом Риме так держит и возглашает? Если так, то вы явно признаете себя причастниками латинской части, а не преданного апостолами неблазненного богоразумия. Рассудите сами, полезно ли и спасительно ли вам петь Св. Троицу с зловерными латинами, а не с благоверно проповедующими слово евангельской истины четырьмя православными патриархами. Но в таком случае, добрые мои, пора уже вам принять и прочие церковные папины обычаи, во всю четыредееятницу до самой великой субботы молчать и не петь аллилуиа, потому что молчит папа, и не на квасной просфоре, а на опресноках совершать священную тайную службу, как и он совершает, и проскомисания не считать нужным, как не считает и он, и теплоты не вливать в священный потир, но трижды вдыхать в потир, как и он. А минеи, октоихи, каноны, стихиры, тропари и кондаки, всегодное украшение и духовное наслаждение св. апостольской церкви - все это бросьте и считайте ненужным, потому что и папа в этом не нуждается»[25]. Свидетельство прп. Максима особенно важно, ибо он, будучи греком по происхождению и посланником Константинопольского патриарха дает свидетельство не только от лица Русской Церкви, но и от лица Церкви Греческой. Собор 1666 года, заявив, что утвержденные им изменения в литургической практике всячески необходимы и согласны с практикой древней Церкви, показал через это, что отмененные им церковные обычаи были нововведениями, чем по сути уже подверг поношению эти издревле хранимые русскими христианами церковные предания. И хоть собор 1666 года не произнес проклятий на сами дониконовские богослужебные книги, чины и церковные предания, и в своем законодательном акте даже не упомянул о них, тем не менее, употребление их собор запретил полностью, ибо, как исключительно правильные и единственно возможные он утвердил новопечтаные книги и привнесенные реформой обряды. Причем любое инакомыслие, и даже простое содержание древних преданий запрещалось под угрозой физической расправы: «Аще же кто вас не послушает хотя во едином чесом, повелеваемых от нас, или начнет прекословити и вы на таких возвещайте нам, и мы таковых накажем духовно, аще же и духовное наказание наше начнут презирати, и мы к таковым приложим и телесная озлобления»[26]. Поскольку участники собора 1666 года считали себя правыми, а своих оппонентов считали мятежниками, то их угрозы объяснимы и на первый взгляд принятое ими постановление о «телесных озлоблениях» вполне согласно со святыми канонами Церкви, например с 5 правилом Антиохийского собора: «Аще который пресвитер, или диакон, презрев своего епископа, отлучит сам себя от церкви, и начнет творити особыя собрания, и поставит жертвенник, а призываемый епископом не покорится, не восхочет ему повиноватися, и быв призываем единожды и дважды, не послушает: таковый да будет совершенно извержен из своего чина, и отнюдь не может до служения допущен быти, ниже паки восприяти прежнюю свою честь. Аще же упорен будет возмущая церковь, и возставая противу нея: то яко мятежник, да будет укрощаем внешнею властию». Но это лишь кажущееся сходство, ибо древние отцы, призывая светскую власть на защиту веры, не указывали ей, какого рода она должна принять меры по отношению к противникам Церкви. Древние отцы почитали это недопустимым для себя и несовместимым с духовным саном. Выбор меры воздействия в таких случаях они оставляли полностью на усмотрение светской власти. Причем если в церковных правилах речь идет о мятежниках возмущающих Церковь, то участники собора 1666 года постановили предавать на муки вообще всех, кто будет вопреки их желанию следовать церковным преданиям, бывшим до лет патриарха Никона, как тех, кто будет «прекословить» самим реформам, так и тех, кто «не послушает хотя во едином чесом, повелеваемых» этим собором, и будет просто частным образом хранить древлецерковные обычаи. При этом участники собора 1666 года не только постановили, что несогласные с их реформами должны быть подвергнуты физическим мучениям, но и указали, что эти «телесные озлобления» своим оппонентам они будут причинять сами: «аще же и духовное наказание наше начнут презирати, и мы к таковым приложим и телесная озлобления». А что под местоимением «мы» участники собора подразумевали именно себя, а не светскую власть видится из подписей под этим постановлением, которое никто из светских лиц не подписывал: ни царь, ни члены его синклита, но лишь сами архиереи: «сие соборное наше изглашение подписахом мы архиереи своими руками»[27]. Таким образом, даже если стать на точку зрения участников собора 1666 года, которые почитали защитников древлецерковных преданий церковными мятежниками, то и тогда их постановление противоречит как духу Евангелия, так и церковным правилам, которые не только возбраняют священнослужителям бить кого-либо своими руками: верного или неверного, виновного или невиновного, но и под угрозой извержения из сана запрещают священнослужителям вообще каким-либо образом участвовать в физических наказаниях провинившихся: «Апостолькое и Божественное правило подвергает извержению священников, дерзающих бити верных согрешивших, или неверных нанесших обиду (Апост. прав. 27). Ухищряющиеся угодити своему гневу, и превращающие апостольские установления, разумеют сие токмо о биющих своеручно, хотя оное правило ничего такого не назнаменует, и правый смысл тако разумети не попускает. Ибо по истине было бы неразсудительно, и весьма поргешительно, аще бы нанесший своеручным биением три или четыре удара, подвергаем был извержению, а между тем, по данной свободе бити посредством повеления, простерший истязание до жестокости и до смерти оставался бы ненаказанным. Итак поелику оным правилом определяется наказание за биение вообще: то и мы согласно определяем. Подобает бо священнику Божию вразумляти неблагонравнаго наставлением и увещаниями, иногда же и церковными епитимиями, а не устремлятися на тела человеческия с бичами и ударами. Аще же некие будут совершенно непокоривы, и вразумлению чрез епитимии не послушны: таковых никто не возбраняет вразумляти преданием суду местных гражданских начальников. Понеже пятым правилом Антиохийскаго собора постановлено, производящих в церкви возмущение и крамолы обращати к порядку внешнею властию» (9 правило Двукратного собора). Указанное противозаконное постановление собора 1666 года легло в основу последующих репрессивных действий, как духовной, так и светской власти по отношению к древлеправославным христианам. Эти репрессии отличались крайней, бесчеловечной жестокостью. Собор 1666 года не смог исполнить всех поставленных царем задач. Помимо утверждения литургической реформы и расправы с инакомыслящими была у реформаторов и другая цель – сам патриарх Никон. Как уже было сказано, некогда дружественные отношения его с царем Алексеем Михайловичем сменила открытая вражда, вследствие которой патриарх Никон самовольно оставил патриарший престол. Царь решил предать патриарха духовному суду, но не решился сделать это без участия восточных патриархов. Еще в декабре 1662 года на имя всех восточных патриархов были посланы грамоты, призывающие их в Москву для суда над опальным патриархом. Но восточные патриархи неоднозначно восприняли приглашение, в основном все они стали на сторону Никона и не желали участвовать в суде над ним. После нескольких лет переговоров царю Алексею Михайловичу удалось все-таки заручиться поддержкой двух патриархов: Паисия Александрийского и Макария Антиохийского, которые в ноябре 1666 года прибыли в Москву, а в конце февраля 1667 года открылся так называемый Большой Московский собор с участием, как русского, так и восточного духовенства. На нем присутствовали два Восточных патриарха: Александрийский Паисий и Антиохийский Макарий. Пять митрополитов из Константинопольского патриархата: Никейский Григорий, Амасийский Козьма, Иконийский Афанасий, Трапезундский Филофей, Варнский Даниил и один архиепископ - Погонианский Даниил, а из Иерусалимского патриархата и Палестины - Газский митрополит Паисий и самостоятельный архиепископ Синайской горы Анания, кроме того, находились из Грузии митрополит Епифаний и из Сербии епископ Иоаким Дьякович. Всего же иноземных архиереев участвовало в соборе двенадцать. Русских архиереев участвовало семнадцать, и именно: митрополиты - Новгородский Питирим, Казанский Лаврентий, Ростовский Иона, Сарский Павел, архиепископы - Вологодский Симон, Смоленский Филарет, Суздальский Стефан, Рязанский Иларион, Тверской Иоасаф, Астраханский Иосиф, Псковский Арсений; епископы - Вятский Александр и из Малороссии Черниговский Лазарь Баранович и Мстиславский Мефодий, блюститель Киевской митрополии; а вскоре к ним присоединились вновь избранный Московский патриарх Иоасаф II и архиереи двух новооткрытых епархий: Белогородской - митрополит Феодосий и Коломенской - епископ Мисаил. Таким образом, на Большом Московском соборе 1667 гг. присутствовали 29 иерархов, и в числе этих иерархов находились представители от всех главных поместных церквей Востока. Собор 1667 года осуществил главную свою задачу - осудил и лишил сана патриарха Никона, однако когда на соборе был поднят вопрос о проведенной Никоном церковной реформе, то участники собора 1667 года не только в очередной раз утвердили реформу, но и произнесли еще более тяжкие проклятия на древлеправославных христиан, как на еретиков: «Сие наше соборное повеление и завещание ко всем, вышереченным, чином православным. Предаем и повелеваем всем неизменно хранити и покорятися святой Восточной церкви. Аще ли же кто не послушает повелеваемых от нас и не покорится святой Восточной церкви и сему освященному собору, или начнет прекословити и противлятися нам: и мы таковаго противника данною нам властию от всесвятаго и животворящаго Духа, аще ли будет от освященнаго чина, извергаем и обнажаем его всякаго священнодействия и проклятию предаем. Аще же от мирскаго чина (будет), отлучаем и чужда сотворяем от Отца, и Сына, и Святаго Духа: и проклятию, и анафеме предаем, яко еретика и непокорника, и от православнаго всесочленения и стада, и от церкве Божия отсекаем, дондеже уразумится и возвратится в правду покаянием. А кто не уразумится и не возвратится в правду покаянием, и пребудет во упрямстве своем до скончания своего: да будет и по смерти отлучен, и часть его, и душа со Иудою предателем, и с распеншими Христа жидовы, и со Арием, и со прочими проклятыми еретиками: железо, камение, и древеса да разрушатся, и да растлятся, а той да будет не разрешен и не растлен, и яко тимпан, во веки веков, аминь»[28]. За что же такими страшными, немилосердными проклятиями грозили участники собора 1667 года? В чем следовало с ними соглашаться, в чем следовало им повиноваться? Они требовали не только признать законность церковной реформы, но и признать также, что вся Русская Церковь до времен патриарха Никона содержала чины и обычаи погрешительные и даже еретические, а святые отцы, которые соборно засвидетельствовали святость древних церковных преданий, якобы сделали это по безрассудству и невежеству: «А собор иже бысть при благочестивом великом Государе Царе, и великом Князе Иоанне Васильевиче всея России, самодержце, от Макария Митрополита Московского, и что писаша о знамении честнаго Креста, сиречь о сложении двою перстов, и о сугубой Аллилуии, и о прочем, еже писано не разсудно, простотою и невежеством, в книзе стоглаве… Зане той Макарий Митрополит, и иже с ним, мудрствоваша невежеством своим безрассудно якоже восхотеша» [29]. Таким образом, участники Стоглавого собора 1551 года были подвергнуты несправедливому поношению, а между тем в его деяниях кроме святого митрополита Московского Макария участвовали такие прославленные Церковью святые, как, Филипп будущий митрополит Московский, Акакий Ростовский, Гурий и Варсанофий Казанские Чудотворцы, Максим Грек. Причем св. митрополит Макарий и прп. Максим Грек были образованнейшими людьми своего времени. При этом следует повторить, что собор 1551 года не принимал ничего нового для Церкви, но лишь подтвердил святость издревле существующих преданий. А то, что, например, двуперстное крестное знамение являлось общецерковным обычаем во времена первенствующей Церкви, признали впоследствии и сами греки. Так в своем авторитетнейшем сборнике канонических правил «Педалион», в толковании на 91-е правило св. Василия Великаго они подтвердили, что древние христиане иначе слагали персты для изображения на себе креста, чем они, то есть, изображали его двумя перстами, средним и указательным, как говорит св. Петр Дамаскин. Вся рука, говорит св. Петр, означает единую ипостась Христа, а два перста - два естества его[30]. Известно также и постановление Константинопольского собора начала XI века подтвердившего святость и исключительность двоеперстного перстосложения для крестного знамения: «В 1029 году сам константинопольский патриарх, вместе с другими греческими епископами, требовал на соборе от яковитского патриарха Иоанна VIII Абдона и его спутников, чтобы «они крестились не одним перстом, а двумя», требовал этого конечно потому, что правым и обязательным для православных перстосложением греки считали в то время двоеперстие»[31]. Кроме святых отцов всяческому поношению и хулению на соборе 1667 года были подвергнуты и сами древлецерковные предания. Так о двоеперстном крестном знамении собор 1667 года изрек: «Глаголаше те суемудрии, яко два перста: вторый – указательный и третий – средний, Божество и человечество знаменуют: и три перста: первый, четвертый и последний – меньший, наклонити и совокупити под двема персты, именовати Святую Троицу, и глаголаше: яко те три неравные и разные персты есть таинство Святыя Троицы. Всем убо явленно есть, яко исповедаша во Святей Троице неравенство, яко ариане, и несториане, и духоборцы, и аполинариане, и прочии проклятии еретицы, зане они сице исповедаша, несравнение, и разделение, во святей Троице»[32]. Также соборно, как исповедание веры, была утверждена книга «Жезл правления» составленная еретиком-латинщиком Симеоном Полоцким и содержащая в себе многочисленные порицательные выражения в адрес древлеправославных преданий. Под сомнение было поставлено все духовное прошлое Русской Церкви, ибо если хранимые ей обычаи были еретическими, то и христиане, содержавшие их, являлись еретиками, в том числе и многочисленный сонм русских святых. Таким образом, участники собора 1667 года отвергая и хуля древнейшие церковные предания, уподобились древним иконоборцам, о которых отцы 7 Вселенского собора сказали, что «на словах они прикрываются личиною благочестия, а на самом деле совершают нечестие. Устнами они восхваляют благочестие, а сердцем далеко отстоят от него, никак не соглашаясь признавать предание, которое в предыдущее время вполне принимали святые, которых было так много»[33]. Как к самому патриарху Никону основоположнику церковной реформы, проклинавшему и всячески ругавшему древние церковные предания, так и к последовавшим за ним соборам 1556, 1666 и 1667 годов вполне прилагаемы слова книги «Кормчей» осуждающие всех противников святоцерковной древности и святых соборов: «Вся, яже чрез церковнаго предания и учительства и воображения святых, и приснопамяных отец, ново сотворенная и соделанная, или по сем содеятися хотящая, анафема. И паки по сем глаголет, ко иже в небрежение полагающим священная и Божественная правила Божественных отец наших, яже церковь утверждают, и все христианское жительство украшают, и к божественному наставляют благобоязньству, анафема. Сей святый собор в сих двоих проклинаниих всяко отражает мнение и суетное спростивословие. Последуяй же прежде его святым собором, той собор свят есть, не последуяй же прежде его святым собором, не свят, но сквернен есть, и отвержен»[34]. Собор 1667 года принял еще одно постановление противное практике древней Церкви: «О латинском убо крещении еже действуется во имя Отца, и Сына и Святаго Духа, трикратным обливанием… весь освященный собор, слушавше выписки сия дело рассудиша: Яко не подобает приходящих от латин к святей апостольстей восточней церкви покрещевати»[35]. Под влиянием восточных иерархов было принято решение об отмене постановления собора Русской Церкви о чиноприеме римо-католиков в Православную Церковь, через крещение, как не имеющих апостольского крещения. В 1620 г. Русская Церковь соборно определила перекрещевать католиков и униатов, приходящих в Православную Церковь, равно как и тех из православных белорусов, над которыми было совершено обливательное крещение, или же правильное крещение, но униатским священником, то есть вероятным обливанцем. Собор же 1667 года постановил принимать католиков лишь через таинство миропомазания и это несмотря на то, что в католической церкви уже на протяжении нескольких столетий крещение повсеместно совершалось посредством обливания и окропления, и таковой их обычай осуждался и отвергался Православной Церковью, которая проклинает обливательное крещение, как еретический обычай: «Проклинаю скверное крещение их обливаемое, а непогружаемое по Господню образу, иже во Иордане, и святыми апостолы нам преданное в три погружения во имя Отца и Сына и Святаго Духа»[36]. В постановлении же собора 1667 года о чиноприеме католиков было также сказано: «Аще же кто упорством восхощет покрещевати латины, памятвовати подобает правило святых апостол 47-е, глаголющее сице. Второе крещаяй крещеннаго истинным крещением, и не покрещеваяй оскверненного от зловерных, таковый святитель не священ»[37]. Таким образом, католики были объявлены незловерными, то есть православными, а их обливательное крещение объявлено истинным. Всякий же священник, который бы дерзнул принять католика через крещение, должен был быть, по мысли собора 1667 года, извергнут из священного сана. Таким образом, собор 1667 года признав правильным и неповторяемым обливательное крещение римо-католиков, посягнул на еще одно апостольское предание – погружение в воду при таинстве крещения. И это несмотря на то, что погружательное крещение, как строго обязательный обычай было утверждено святыми канонами Церкви, например 50 правилом святых Апостол, гласящим: «Если кто, епископ или пресвитер, совершит не три погружения единого тайнодействия, но одно погружение, даемое в смерть Господню: да будет извержен» и 91 правилом св. Василия Великого: «Из сохраненных в церкви догматов и проповеданий, некоторыя мы имеем от письменнаго наставления, а некоторыя прияли от апостольскаго предания, по преемству в тайне, и те и другие имееют едину и ту же силу для благочестия. И сему не воспрекословит никто, хотя мало сведущий в установлениях церковных. Ибо аще предприимем отвергати неписанные обычаи, аки не великую имющие силу: то неприметно повредим Евангелию в главных предметах, или паче сократим проповедь в единое имя без самыя вещи. Например … троекратное погружение человека». В довершение всех своих разрушительных деяний участники собора 1667 года, в духе своих единомышленных предшественников постановили всех несогласных с их соборными определениями предавать казни. Собственно говоря, собор 1667 года подтвердил и утвердил соответствующее постановление собора 1666 года[38]. В русской Церкви произошел окончательный раскол и против древлеправославных христиан начался многолетний кровавый геноцид, на который светскую власть подвигли церковные реформаторы. Вот как свидетельствуют об этом сами новообрядцы: «При самом появлении раскола, власть захотела покончить с ним крутыми, суровыми мерами. И вот, кровь полилась рекой. Все первые вожаки и предводители раскола умерли на плахе, сгорели в срубах, исчахли в заточениях. Беспощадные пытки, бесчисленные, мучительные казни следуют длинным, беспрерывным рядом. Раскольников ссылали, заточали в тюрьмы, казематы и монастыри, пытали и жгли огнем, накрепко секли плетьми, нещадно ломали ребра, кидали в деревянные клетки и, завалив там соломой, сжигали, голых обливали холодной водой и замораживали, вешали, сажали на кол, четвертовали, выматывали жилы... Словом, все, что только могло изобрести человеческое зверство для устрашений, паники и террора, все было пущено в ход. Население, исповедывавшее правую веру, пришло в ужас»[39]. И всеми этими массовыми убийствами и издевательствами над древлеправославными христианами новообрядцы вполне уподобились своим предшественникам иконоборцам, о которых известно, что «совершая беззаконие за беззаконием, эти еретики не только язык свой изощрили ко лжи и нечестии, но и убедили руку правителей поражать мнимые преступления, говоря, что неповинующийся им должен считаться виновным и пред царскими законами. От такого взгляда произошло много разного рода бед во вселенной: светская власть и даже сами епископы, противившиеся истине, неослабно упражнялись в делах жестокости. И какой язык может рассказать эти печальные события? Как и с чего начать рассказ об этих событиях? Сколько ужаса, трепету и преследований? Сколько иноков содержались в городах под стражею, терпели бичевания и были узниками по многу лет с цепями на ногах? Книги сожигались, священные сосуды и святые храмы осквернялись... достойные уважения мужи, по разграблении у них того, что они имели, переселялись в чужие страны; потому что по-апостольски сочли за лучшее жить между язычниками, чем вести дурную жизнь между соплеменниками… Сколько опасностей и страха перенесли при этом мужи благочестия; Их бичевали, ослепляли, вырывали у них ноздри, отрезывали языки. Они переносили бесславное бегство, то есть, ссылку, так как они рассеяны по всей вселенной: святые лица их обжигали, бороды сожигали… и, что всего хуже, случались даже человекоубийства»[40]. Новообрядцы обычно оправдывают произведенную патриархом Никоном церковную реформу и последующие за этим гонения на древлеправославных христиан тем, что все эти деяния были утверждены соборами русских и восточных иерархов, а потому, якобы древлеправославные христиане обязаны были подчиниться церковному священноначалию, которое, дескать, имело полное право по своему произвольному желанию и суждению отменять и изменять церковные предания. Но не так судили об этом святые отцы. Святой Феодор Студит свидетельствует, что «Церковь Божия осталась невредимой, хотя и была поражаема многими стрелами, и врата ада не одолеют ее (Мф.16:18). Она не позволяет ни делать, ни говорить чего-нибудь вопреки постановленным правилам и законам, хотя и многие пастыри нередко безумствовали, составляя великие и многочисленные соборы, называя себя церковью Божией, по видимости заботясь о правилах, а на самом деле действуя против правил.… Так, господин, собор - это не просто собрание епископов и священников, хотя бы их и было много, - ибо сказано: лучше один праведник, творящий волю Господню, нежели тысяча грешников (Сир.16:3), - но собрание во имя Господа, для мира и соблюдения правил и для того, чтобы связывать и разрешать не как случится, но как следует по истине, по правилу и по точному рассуждению.… Ибо для слова Божия, по свойству его, нет уз (2Тим.2:9). И епископам отнюдь не дана власть преступать какое-нибудь правило, а - только следовать постановлениям и держаться прежнего»[41]. Таким образом, и мы, следуя прежде бывшим святым соборам и преданиям святых отцов, желаем, с одной стороны, врачевания и преодоления всякого разделения между людьми, искренне верующими во Христа Спасителя, а с другой стороны, считаем, что таковое примирение может произойти не иначе как на основании церковных правил, после честного, непредвзятого рассмотрения обеими сторонами изначальных причин разделения, и изобличения, осуждения и исправления допущенных ошибок, чтобы предполагаемое единство было не к нашему общему осуждению, но к славе Божией и к славе Его Святой Церкви. Бог же терпения и утешения да дарует нам быть в единомыслии между собою, по учению Христа Исуса, дабы мы единодушно, едиными устами славили Бога и Отца Господа нашего Исуса Христа (Рим.15:5-7), Ему же слава во веки веком. Аминь! [1] Лаодикийского Собора 18 правило: «Едино и тоежде служение молитв долженствует быти всегда, и на девятом часе и на вечерни». Толкование Вальсамона: «И так отцы собора говорят, что преданных молитв достаточно и для девятого часа и для вечерни и вообще для всех собраний; и что не имеет права слагать молитвы всякий, кто желает»; Лаодикийского Собора 59 правило: «Не подобает в церкви глаголати псалмы не священные, или книги не определенные правилом, но токмо в правилах означенные книги ветхого и нового завета». Карфагенского Собора 103 правило: «Постановлено и сие: да совершаются всеми утвержденные на соборе молитвы, как предначинательные, так и окончательные, и молитвы предложения, или возложения рук: и отнюдь да не приносятся никогда иные вопреки вере, но да глаголются те, кои просвещеннейшими собраны». Толкование Иоанна Зонары: «Что не испытано отцами, сомнительно: является при этом страх, чтобы не оказалось чего-нибудь и нечестивого и противного вере; посему собор и отвергает новое». [2] П.С. Смирнов. История русского раскола старообрядчества. СПб. 1895. С. 37. [3] Каптерев Н. Ф. [Патриарх Никои и царь Алекссй Михайлович] Исправление церковно-богослужебных книг при патриархе Никоне. // Богословский вестник 1908. Т. 3. №12. С. 557-558. [4] Деяния Вселенских Соборов. Казань. 1909. Т. 7. С. 284-285. [5] Второе послание протопопа Московского Казанского собора Иоанна Неронова к царю Алексею Михайловичу из Спасокаменного монастыря от 24 февраля 1653 года // Материалы для истории раскола за первое время его существования. Т. 1. М.: Братское слово. 1874г. С. 66. [6] Каптерев Н. Ф. [Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович] Исправление церковно-богослужебных книг при патриархе Никоне. // Богословский вестник 1908. Т. 3. №12. С. 556. (Начало). [7] Дело о патриархе Никоне // Издание археографической комиссии по документам Московской Синодальной (бывшей Патриаршей) Библиотеки. СПб. 1897. С. 450. [8] Деяния Московского собора 1667 года. Л. 36. [9] Там же. Л. 36 об. [10] Дело о патриархе Никоне // Издание археографической комиссии по документам Московской Синодальной (бывшей Патриаршей) Библиотеки. СПб. 1897. С. 450. [11] Деяния Вселенских Соборов. Казань. 1910. Изд. 3. Т. 1. С. 130. [12] Там же. С. 131. [13] Деяния Вселенских Соборов. Казань. 1908. Т. 3. С. 9. [14] Грамота Константинопольского патриарха Паисия I к московскому патриарху Никону. // Журнал «Христианское чтение, издаваемое при Санкт-Петербургской Духовной Академии». – 1881 г. – Часть I. – с. 303-353, 539-579. [15] Слово отвещательное // Скрижаль. М.: Печатный двор. 1656. ЛЛ. 12-12об. [16] Каптерев Н. Ф. [Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович] Церковно-обрядовые реформы Никона. // Богословский вестник 1908. Т. 2. №7/8. С. 372-373. [17] Каптерев Н. Ф. [Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович] Церковно-обрядовые реформы Никона. // Богословский вестник 1908. Т. 3. №10. С. 218. (Продолжение). [18] Слово отвещательное // Скрижаль. М.: Печатный двор. 1656. ЛЛ. 1об.-2. [19] Слово отвещательное // Скрижаль. М.: Печатный двор. 1656. ЛЛ. 14об.-16об. [20] Правило сие относиться не только к преследуемым несторианами, но и вообще ко всем, кто страждет за преданность правой вере. [21] Деяния Московского собора 1666 г. Л. 42. [22] Там же. [23] Там же. Л. 48. [24] Там же. [25] Ключевский В. О. Собр. соч. М., 1959. Т. 7. С. 88-89. [26] Послание-наставление собора 1666 года // Деяния Московского собора 1666 года. Л. 48. [27] Послание-наставление собора 1666 года // Деяния Московского собора 1666 года. Л. 48об. [28] Деяния Московского собора 1667 года. ЛЛ. 6 об. - 7. [29] Деяния Московского собора 1667 года. Л. 7 об - 8. [30] ΠΗΔΑΛΙΟΝ. Εν Αθηναισ. 1886. С. 521. [31] Н. Ф. Каптерев. Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов. Выпуск первый: Время патриаршества Иосифа. — М. 1887. С. 85. [32] Деяния Московского собора 1667 года. Л. 32. [33] Деяния Вселенских Соборов. Казань. 1909. Т. 7. Изд. 3. С. 212. [34] Кормчая. 71 глава (Об освященных правилех), Л. 641. [35] Деяния Московского собора 1667 г. ЛЛ. 72 об. – 73. [36] Потребник. М. 1888. 71 гл. (Крещение от ересей приходящим). Л. 16. [37] Деяния Московского собора 1667 г. Л. 72 об. [38] Деяния Московского собора 1667 г. ЛЛ. 82-83. [39] А. Пругавин. Раскол и сектантство. М. 1905. С. 31. [40] Деяния Вселенских Соборов. Казань. 1909. Т. 7. изд. 3. С. 263
[41]
Преподобный
Феодор Студит. Послания. //
Письмо 24. К Феоктисту
магистру. Книга 1. - М.: Приход храма
Святаго Духа сошествия, 2003. С. 72-77.
25 мая 2009 года свои подписи под этим Окружным посланием поставило священноначалие Грузинской Древлеправославной Церкви: ПАВЕЛ, Епископ Тбилисский, Предстоятель Грузинской Древлеправославной Церкви ВАСИЛИЙ, Епископ Потийский МИХАИЛ, Епископ Мцхетский священноиерей Григорий Махарадзе (Тбилиси)
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|